Top.Mail.Ru

Кто и как отбирает книги для премии «Электронная буква»

Запись вебинара:
Основные тезисы, озвученные экспертами премии «Электронная буква» во время вебинара 8 мая:
1
В премии этого года будет две основные номинации: «Лучший писатель» среди авторов и «Лучший чтец» среди тех, кто записывает аудиокниги.
Отдельная категория — «Бестселлер» — будет определяться по тому, сколько экземпляров книги продалось в течение периода отбора и голосования.
Номинация «Выбор экспертов» — необязательная, но может быть вручена для книг, которые отдельно понравятся литературным экспертам с отдельным призом.

Выбор читателей и слушателей LiveLib будет определяться голосованием на сайте LiveLib. В этих номинациях участвуют книги, вошедшие в длинный список.
2
Эксмо остается главным печатным спонсором премии. Это значит, что у победителей премии будет шанс издать свою книгу в крупнейшем холдинге страны и в одном из крупнейших издательств Европы. А если у автора и у издательства возникнет взаимная заинтересованность, возможно продолжение совместной работы.
3
Первичный отбор будет довольно жестким: в результате первого просева должно остаться около 200 рукописей из общего количества заявок для рецензирования, (в лонглист попадут 50-60 произведений).
4
В тексте должна быть энергия, витальная сила. Он не может быть полусонным. Если автору самому скучно писать свой текст, то читателю будет скучно его читать.
5
Хорошим может быть совершенно любой текст. Главное, он должен быть написан грамотно и с какой-то явной и понятной целью.
6
Сейчас очень большой спрос психологические триллеры в духе книг «Исчезнувшая» Гиллиан Флинн, «Девушка в поезде» Полы Хокинс или «Безмолвный пациент» Алекса Михаэлидеса. Эти книги выходят миллионными экземплярами за рубежом и пользуются большим успехом в России. К тому же, если будет хорошая рукопись в этом жанре, то велика вероятность ее экранизации, ведь председатель жюри Александр Цекало, а в российской киноиндустрии сейчас нехватка книг, которые можно экранизировать.
7
При отборе текстов у экспертной комиссии и жюри нет жестких критериев. У каждого эксперта свое понимание, какая книга достойна попасть в лонг-лист.
8
Авторам, при написании текста не нужно стараться сделать его каким-то определенным, с расчетом на то, чтобы он понравился кому-то конкретному. Лучше быть самим собой и писать так, как пишется, тогда шансов на успех будет больше.
9
Главными критериями для жюри при отборе текстов будет их качество и объем.
10
Оптимальный объем текста, подаваемого для участия в премии, 10 авторских листов. Больше 20 авторских листов — перебор. 1 авторский лист равен 40 000 знаков с пробелами.
11
У текста, находящегося на стыке жанров больше шансов на победу, т.к. сугубо жанровая литература — это сужение читательской аудитории, большее количество шаблонов, банальностей и того, что уже было.
12
Отборочная комиссия не будет читать целиком все рукописи, присланные на конкурс. По 1/3 или ½ рукописи можно сделать вывод насколько текст стоящий. Целиком будут прочитаны те 200 (или около того) рукописей, которые будут отфильтрованы, отрецензированы, обсуждены и, в конечном итоге, к этапу финала переданы на чтение большому жюри.
13
Шансы стать победителем премии есть у каждого.
14
Четкого определения понятия «современная проза» не существует. Она вся разная. Скорее это то, что написано здесь и сейчас.
15
Сборники рассказов будут оцениваться суммарно: если большая часть рассказов, понравилась эксперту, то есть смысл работать с автором. При этом конкурировать сборники рассказов будут на общих основаниях, например, с романами.
16
У каждого члена экспертного совета будет свой набор рукописей, которые он будет читать, отбирать, рецензировать.
17
Рукописи перед отправкой на конкурс должны пройти редакторскую правку. Или как минимум должны быть вычитаны автором, чтобы не было ошибок, повторов, автозамен. Это элементарная вежливость к экспертам и к самому себе, а также показатель того, что автор умеет работать со словом.
18
Открытый финал произведения не будет влиять на решение экспертов, ведь если до него дочитают — это уже хороший показатель. Но если у автора трилогия, например, то больше шансов, конечно, у первой книги серии.
19
Оформление книги — обложка и иллюстрации — никак не будут влиять на решение экспертов. Главный критерий отбора — качество текста.
20
Стартовые тиражи книг победителей премии, которые изданы в Эксмо, точно будут известны в 2020 году. Сейчас это 2000 экземпляров в твердом переплете.
21
Призовые деньги выделяются именно на продвижение, потому что оно дает автору необходимый старт, позволяет найти читателей, которые в дальнейшем будут следовать за ним, за его творчеством. Продвижение работает на автора и его книги. Автор, в том числе, получает роялти с продаж электронной книги, которая получает продвижение. Т.о. продвижение помогает автору больше заработать.
22
Организаторы закладывают много времени на проверку (с июня по сентябрь), потому что рукописей на премию поступило очень много. На 8 мая их было больше 2300.
23
Отправить заявку можно только с опубликованной через «ЛитРес: Самиздат» книжкой.
24
Рукопись нельзя редактировать после подачи заявки, потому что книги отдаются на чтение экспертам. Т.о. исключается ситуация, когда эксперты прочитали одну версию книги, а на читательское голосование попал вариант, в который автор внес правки и изменения. И эксперты, и читатели должны читать одну и туже версию текста.
25
Произведения, опубликованные авторами самостоятельно, издательства регулярно просматривают. И если появляются интересные, стоящие авторы, издательства с ними работают.
26
Книга, которая понравилась экспертам, не обязательно понравится читателям. Именно поэтому на премии есть две разные номинации: «Выбор экспертов» и «Выбор читателей».
Главное, чтобы книга раздражала — в плохом или в хорошем смысле.
Текстовая версия вебинара:
Ирина Мамонтова:
Добрый вечер. Сегодня у нас проходит вебинар на тему «Электронная буква». Это первая премия для электронных и аудиокниг в России. Второй сезон премии стартовал в феврале. Мы принимаем заявки до 31 мая 2019. Т. е. по сути, осталось всего 3 недели. В этом году у нас жюри достаточно медийное.

Возглавит жюри телеведущий и руководитель продюсерской компании «Среда» Александр Цекало.
Также среди тех кто, будет определять победителей, будет певица, телеведущая, исполнительница русских романсов Пелагея, писатель и актер Григорий Служитель, главный редактор gorky. media Константин Мильчин, писатель, ректор Литературного института имени А. М. Горького Алексей Варламов.

Общий призовой фонд в этом году составит 15 млн руб., которые авторы произведений смогут потратить на продвижение своих книг. Т. е. когда книжка стала победителем премии, мы выделяем средства на продвижение именно этих победителей на всех ресурсах группы компаний ЛитРес. Т. е. это сам сайт ЛитРес и все мобильные приложения, это аудитория LiveLib и MyBook и соответственно сам ЛитРес. Самиздат в том числе.

В номинациях в этом году нет отдельных разделений на жанры, в отличие от прошлого года, когда мы делили все книги на крупную и малую прозу. Сейчас все книги соревнуются между собой в одной упряжке, скажем так. И мы определяем две основные номинации «Лучший писатель» среди тех, кто пишет и «Лучший чтец» среди тех, кто записывает аудиокниги. Также имеется отдельная категория «Бестселлер», которая будет определяться по тому, насколько хорошо продалась книжка в течение периода отбора и голосования. Т. е. продажи будут влиять на шанс книги получить эту спец. номинацию, но это не относится к номинации «Лучший писатель». Также отдельно может быть вручена номинация «Выбор эксперта». Т. е. если нашим литературным экспертам понравится какая-то книга, она также получит приз. И выбор читателей и слушателей будет определяться голосованием на сайте LiveLib.

Сегодня у нас в гостях эксперты книжной премии, это именно те люди, которые будут отбирать книги в премию: координатор премии Юлия Селиванова, руководитель группы современной российской прозы в издательстве Эксмо, стипендиат Волошинского конкурса, лауреат премии Тома Стоппарда, драматург, переводчик, публицист и литературный критик. Второй эксперт Дмитрий Обгольц — ведущий редактор зарубежной современной прозы в издательстве Эксмо, медиакритик. А также Сергей Вересков — книжный обозреватель, замглавного редактора «Читаем вместе», постоянный автор изданий Elle, InStyle. Кроме этого у нас в экспертах премии будут выступать и другие специалисты в литературе, которые будут оценивать книги. Это Сухбат Афлатуни — поэт, переводчик, дважды лауреат литературного конкурса «Русская премия», финалист литературных премий «Большая книга», «Русский Букер», «Ясная поляна», номинант Нацбеста. Анна Воздвиженская — ответственный секретарь журнала «Октябрь», литературный критик, литературный редактор Эксмо и АСТ. Алена Жукова- писатель, киносценарист, глава международного литературного журнала «Новый свет» из Канады. Сергей Морозов — литературный критик. Дмитрий Малков — редактор издательства Эксмо, журналист.

Коротко о регламенте: сейчас я подключу экспертов, у них будет примерно полчаса, чтобы рассказать о своем видении, о том, как книги будут отбираться в лонг- и шорт-лист. Расскажут, какие критерии будут для отбора. И после этого у нас будет примерно полчаса для ответов на вопросы. Чтобы задать вопрос, есть отдельная графа — я вижу, что туда уже что-то упало. Частично я отвечу на них письменно.
Юлия Селиванова:
Наверное, я начну, как координатор премии. Я уже второй год координатор премии «Электронная буква». И в этом году, несмотря на то, что правила немного изменились по сравнению с первым сезоном, мы остаемся главным печатным спонсором этой премии. Т.е. в чем фишка: если вы выигрываете в этой премии, у вас есть шанс издаться в крупнейшем холдинге страны и в одном из крупнейших издательств Европы Эксмо.
Я не скажу, что это сразу будет какой-то бешеный успех и десятки тысяч тиража, чтобы не было вот этого ощущения, что сразу случится какой-то взрыв на книжном рынке. Все будет сначала очень скромно, но это шанс, чтобы за этот рынок зацепиться, познакомиться с издательством, понять, как издательство работает. И если возникнет взаимная заинтересованность, это шанс стать постоянным автором и дальше напрямую работать с издательством и упрочнять свои позиции.

Мы издаем победителей премии прошлого года. Я хочу гордо сказать, что для современной прозы, которая тогда была отобрана, мы сейчас продаем по две тысячи тиража в твердом переплете – это очень круто по нынешним меркам. Неизвестные авторы в печатном виде очень хорошо встали на полки, вошли в топы продаж некоторых наших клиентов и каналов. Т.е. мы этим сотрудничеством очень довольны.

Что важно. Сейчас уже начнет завершатся прием рукописей – их более 2 тыс. пришло на конкурс . Предстоит предварительный отбор. Он будет довольно жестким, потому что в результате у нас должно остаться порядка 200 рукописей из общего объема. Это не потому что мы такие заранее знаем, что хорошо, что плохо. А просто, потому что реально оцениваем емкость и потребность. Т.е. мы будем исходить из потребности того, сколько нужно авторов. По крайней мере, я здесь говорю как издатель. Не всегда можно идти от авторского вдохновения. Нам приходится во многом идти от читательских нужд, и здесь мы стараемся достаточно хорошо представлять, для кого мы делаем книги и в принципе для участников конкурса это будет еще и такое испытание читателем. Вот основное вводное, что я хотела сказать.

Я очень благодарна коллегам, что они согласились поучаствовать в этом сезоне премии. Вот, Дима будет второй раз уже у нас в экспертах, Сергей первый раз, но мы тоже очень рады, потому что Сергей будет еще работать и как литературный критик. У нас у всех разные компетенции. Жюри очень эклектичное. В принципе признак эклектики очень полезен для современного книгоиздания, потому что нужно пытаться поймать любую потребность и удовлетворить её. Вообще, я считаю, что это здорово, что с разных сторон идет заход на конкурс. Сейчас я попрошу Серёжу сказать свои слова по поводу конкурса, потом Диму.
Сергей Вересков:
Я могу сразу тогда, наверное, сказать про те тексты, которые я был бы рад читать. Во-первых, хотел бы всех поприветствовать. Я рад быть частью жюри.

И какие тексты мне бы хотелось увидеть. Я как-то недавно читал интервью редакторов издательств. Вот, может быть, как раз Юлино интервью я читал. И там спрашивали про критерии хорошего текста. Что там должно быть в хорошем тексте, чтобы его захотелось прочесть до конца. Там было хорошее слово — «витальность». В тексте должна быть какая-то витальность, витальная сила, чтобы человек, который начал его читать, он бы дочитал его до конца. Я пока ехал сюда, думал: «Что же для меня эта витальность?». И понял, что это ощущение, когда я понимаю, что автору важно донести свою мысль, свой месседж до читателя или до вселенной — это каждому виднее. Но в этом должна быть энергия, в тексте должна быть энергия. Текст не может быть полусонным, на мой взгляд. И если человеку самому скучно даже писать свой текст, то читателю, наверное, который даже совершенно не обязан читать этот текст, будет скучно его читать.

Если говорить про какие-то жанры, то у меня нет совершенно предпочтений по жанрам. Хорошим может быть текст совершенно любой: это может быть детектив, это может быть. Вот, тут есть вопрос про эротическую фантастику — даже книга, написанная в жанре эротической фантастики, тоже может быть хорошей, если она написана грамотно и с какой-то целью явной и понятной. Но я был бы искренне рад увидеть рукописи в жанре психологического триллера, потому что я, как литературный критик, который пишет для разных глянцевых изданий, я отлично понимаю что сейчас очень большой спрос на тексты в духе Гиллиан Флинн «Исчезнувшая», «Девушка в поезде» Пола Хокинс или Алекс Михаэлидес «Безмолвный пациент». Эти книги выходят, по крайней мере, за рубежом какими-то миллионными экземплярами и пользуются успехом большим в России.
И, кроме того, если будет хорошая рукопись в этом жанре, то велика вероятность того, что ее экранизируют, раз в нашем жюри есть Александр Цекало. Я думаю, что он, как раз, будет очень счастлив, увидеть такую рукопись, потому что в российской киноиндустрии есть нехватка хороших книг, которые можно экранизировать. Это то, что я хотел первое сказать.
Юлия Селиванова:
Спасибо большое. Дима, что скажете?
Дмитрий Обгольц:
Я был в прошлом году среди экспертов. До этого мне приходилось тоже работать с российским «самотеком». Но в основном я работаю с зарубежными авторами. Это чуть разный опыт, разные ощущения. И не могу сказать, что в прошлом году это были все сплошь жемчужины, но такого никогда не бывает, чтобы вся литература состояла из золота, и никогда ничего другого там не было. Поэтому всех бы попросил не то, что снизить ожидания, но быть реалистами и трезво подходить к этому, потому что это литература и любая премия — это своеобразный Гамбургский счет, и как бы мы все оцениваем по особым каким-то критериям, а просто такой есть текст, он сбивает тебя с ног — вот, это единственный критерий.

Я никогда не придерживаюсь каких-либо алгоритмов, жестких критериев, чтобы целая какая-то табличка была тут так, тут так, потому что мы, все-таки, не микросхемы тут рассматриваем, не имеем дело какими-то формулами, имеем дело с литературой, с искусством. Поэтому здесь любые критерии могут от нас и должны даже ускользать, и никогда не можем их четко поймать, определить, пригвоздить, поэтому каждый текст требует своего подхода, своего отношения к нему. Поэтому по прошлому году могу судить, что каждый новый текст был новым стартом, и только вот этот текст один всё и решал. Поэтому если учитывать то, как мы отбираем тексты, у всех свои какие-то внутренние неопределимые критерии есть, я бы не стал, если бы был на вашем месте, как-то по этому поводу заморачиваться, если сказать просто. Потому что ну, нет жёстких критериев, и если вы будете думать только о том, что вот текст должен быть такой-то, такой-то и как мне его сделать именно таким для кого-то, а не для вас именно, то это может как раз и не сработать.

Поэтому я всех призываю только писать так, как вы пишите, быть самим собой, тогда, думаю, у всех вас все сложится. В принципе такие мои общие пожелания.
Ирина Мамонтова:
Я буду зачитывать вопросы, которые поступили в раздел «Вопрос». В принципе вы на этот вопрос ответили, но все же повторю. Жюри оценивает исключительно качество литературы, или есть зависимость от успешности продаж, скачиваний этих произведений на ЛитРес? И ваш отбор носит субъективный характер или он отражает четко оговоренный критерий работы всего жюри?
Дмитрий Обгольц:
В плане продаж отдельная же номинация будет.
Ирина Мамонтова:
Т.е вы на продажи не смотрите?
Юлия Селиванова:
Тут же вряд ли будет такая ситуация, как в «Голосе». Вряд ли к нам придет автор, ну, не знаю, «Метро 2033». И мы такие: «Опа, Автор „Метро 2033“! Мы вас сейчас выберем». Нет, продажи — тут просто их нет как таковых, как критериев. Просто то, что продается в электронном виде не всегда коррелирует с продажами в бумаге. И нам, как тем, кто будет и на бумагу смотреть в том числе, это не главный критерий. Мы пытались вычленить некий коэффициент — сколько должно быть продано в электронном виде, чтобы мы могли взять себе это в печать, но он тоже, Дима прав, не срабатывает. До какого-то момента срабатывает, пока речь идет о жанровой литературе в чистом виде, а как только у тебя книжка переходит из одного жанра в другой или охватывает несколько жанров, критерии размываются, пропадает этот коэффициент. Поэтому, конечно, качество текста и конечно объем. Если вы написали 40 авторских листов, наступите себе на горло, сделайте хотя бы 20. Надо пытаться в разумных пределах высказать свою мысль, свое видение, свой художественный мир. Потому что ну не всегда краткость — сестра таланта, но 40 листов — слишком много. Пожалейте своего читателя. Читатели сейчас большие книги не всегда осиливают.
Ирина Мамонтова:
Еще один вопрос касается жанров. То, что Сергей сказал, но на всякий случай повторим: если роман находится на стыке жанров, так что даже эксперты не могут определиться с принадлежностью, есть ли шанс у такого романа?
Сергей Вересков:
Например, то, что я сказал — психологический триллер — это и есть стык жанров. Это и психологический роман, и триллер. Сказать, что сейчас существует вообще исключительно представители чистых жанров — достаточно сложно. Все усложняется, все жанры смешиваются и мне кажется, нет в этом проблемы. Пусть будет на стыке.
Дмитрий Обгольц:
Это наоборот скорее плюс, чем минус. Потому что если у тебя какая-то сугубо жанровая литература, то сужение идет читательской аудитории и идет все больше шаблонов, каких-то банальностей, того, что уже было. Поэтому лучше, чтобы это было вне жанра.
Ирина Мамонтова:
Понятно. Еще вопрос. Действительно все книги будут прочитаны или прочтут, только если понравится начало? Каков первоначальный объем того, как отсматриваются книги перед тем, как идти дальше?
Юлия Селиванова:
Вы знаете, был большой соблазн ответить, я знала, что будет такой вопрос, что да, мы будем читать до последней страницы каждую рукопись. Сейчас уже 2300 поступило. Нет, до последней страницы мы читать не будем. Объясню почему. Мы пытаемся смотреть не с точки зрения врача или какого-то коуча, который будет работать с этим автором, развивать то, что скрыто в нем, вытаскивать наружу. Мы пытаемся смотреть глазами читателя. Мы его еще цинично называем потребителем. Раньше считалось, что до библиотечного штампа, условно говоря, 18−20 страница книги. Но надо понимать, что книжная полоса более плотная, емкая, чем страница компьютерного текста. Это примерно где-то 1/3 или половина. Вот если у вас человек прочел 1/3 или половину рукописи и там не случилось сюжетозапускающего события, вас не захватило, сюжет не двигается, происходят какие-то приключения мысли, то, скорее всего, читатель ее отложит, он не будет ее читать, потому что сейчас столько способов удовлетворить свою потребность в прекрасном: можно сериалы смотреть, можно в компьютерные игры играть, которые сейчас конкурируют с сериалами и романами по уровню сюжетов. Просто отложит. Тут надо четко понимать, для кого это делается. Но те книги, которые будут отфильтрованы — 200 или около того — те каждая будут прочитаны до конца. Собственно они рецензируются, обсуждаются. Потом уже отрецензированные, процеженные, обсужденные рукописи выходят в большое жюри. То, собственно говоря, которое будет Цекало, Пелагея, Служитель. Т. е. фильтрация, фильтрация, фильтрация.
Ирина Мамонтова:
Вопрос по поводу предыдушего сезона. Как вы объясните то, что на прошлой премии в лонг-листе было всего три поэта?
Юлия Селиванова:
Плохие стихи были. Извините. Я все тоже думаю: надо быть комплементарной. Но, правда, тяжело. Понимаете, когда у нас в жюри сидел человек, который жизнь посвятил разбору стихотворений и в лит. институте, и в «Новом мире» — крупнейший журнал и он не смог отобрать. Были такие стихи, не т. е.
Ирина Мамонтова:
Опять вопрос по жанрам. Пользуется ли современная проза спросом, и подойдут ли книги для подростков 6−12 лет? Т. е. то, что относится к детской литературе или к книгам для подростков, будут ли они рассмотрены наравне со всеми?
Дмитрий Обгольц:
Я не припомню, чтобы в прошлом году для 6−12 лет что-то было. По-моему, не было ничего. Я не думаю, что это будет каким-то камнем преткновения. Но тоже надо быть реалистами и понимать, что такая детская проза будет конкурировать с более взрослыми произведениями, требования будут одни и те же. Это немного другое поле получается. Я не могу сказать, что я эксперт в этом. Может быть кто-то эксперт. Но надо понимать тонкость этого момента, что касается прозы для детей. Что касается современной прозы — нет такого понятия. Я занимаюсь современной прозой. Но единого массива не существует, она вся разная. Я бы не стал какую-то книгу называть современной прозой — нет такого, шансы есть у всего.
Сергей Вересков:
Современная проза — мы ее и будем рассматривать. Ради этого и собрались. И, конечно, она хорошо продается. Если посмотреть рейтинги продаж какой-нибудь «Зулейхи» или Водолазкина — прекрасно они продаются.
Юлия Селиванова:
Я человек из этого сегмента («современная проза»). Я лет четырнадцать ей занимаюсь. Могу сказать, что современная проза меньше подвержена кризисным движениям рынка. Когда, например, у нас случается резкий обвал фантастики или резкий рост зарубежной прозы, «современка» — как была такая ровненькая, потом чуть подросла, потом опять выровнялась. Там случаются пики, когда автор попадает в какую-то тему. Вот, как «Зулейха открывает глаза» — там автор вскрыл интерес, попал в читательский запрос, да там больше сорока тысяч (проданных экземпляров). Или вот автор АСТ Полярный. Там больше 80 тыс. идет уже. Но если их рядом с «Зулейхой» положишь — то просто небо и земля, т. е. разные абсолютно тексты. Если называть современной прозой написанное здесь и сейчас… Да, это современная проза. Конечно, есть шанс. Но если рассчитывать, что это будут сразу моменты славы и миллионные прибыли — не надо на это рассчитывать. Т. е. это начало работы, старт.
Ирина Мамонтова:
Два вопроса по поводу объема. Скажите, пожалуйста, какую роль играет объем произведения. В прошлом году была большая и малая проза. В этом году будут соревноваться как романы на 300 тыс знаков, так и повести на 20 тыс. знаков. Объем произведения как-то может сказаться на принимаемом вами решении? И второй вопрос очень схожий. Если книга является сборником рассказов, то как она будет рассматриваться? Ведь в ней могут быть как очень удачные и не очень удачные рассказы. Может ли конкурсная комиссия выбрать отдельные рассказы или оценивается все в сумме?
Сергей Вересков:
Вообще, если человек присылает сборник рассказов и думает, что там есть плохие рассказы, то лучше их не включать, наверное, и присылать только те, которые он считает хорошими. В вопросе кроется ответ, мне кажется. И потом, есть же сборники рассказов, которые ничем не связаны. А есть «Темные аллеи» Бунина, которые все равно семантически едины и понятно, что это все равно единый сборник. А если вы пришлете рассказы разных лет, то это не очень правильный подход.
Юлия Селиванова:
И объем рукописи. Понимаете, если мы говорим, что 40 листов рукописи сложно прочесть, то мало того их еще потом сложно издать. Если мы говорим о той номинации, к которой издательство Эксмо подключается к изданию, то себестоимость у книжки 40 листов она определит отпускную цену на уровне 400 рублей и у вас на полке в книжном эта книжка будет 1500 стоить. Так вот за 1500, боюсь, в книжном магазине ее возьмет сам автор и то… Понимаете, все увязано одно с другим. Идеальный объем 7−8 листов авторских. Я надеюсь, все знают, что такое авторский лист, но проговорю — 40 тыс. знаков с пробелами. Включаете статистику, смотрите в вордовском документе, ищете.
Ирина Мамонтова:
А компьютерных сколько получается? 200-300 страниц?
Юлия Селиванова:
Одна компьютерная страница — примерно две тысячи знаков. Вот идеальный объем. Но мы сейчас берем и от 4 листов авторских. Сборник рассказов — на самом деле открываешь, смотришь название, смотришь содержание, проваливаешься в каждый текстик маленький, понимаешь то — не то. И по общему весу уже смотришь, если большая часть рассказов, условно говоря «то», то там есть смысл с автором работать. Это же живая субстанция.
Ирина Мамонтова:
Каждую рукопись читают все члены жюри или рукопись может забраковать может один, и другие читать не станут?
Юлия Селиванова:
Именно про жюри речь идет?
Ирина Мамонтова:
Про экспертов.
Юлия Селиванова:
Нет, у каждого свой набор будет. Не будет такого, что Дима ее прочтет, тут же Сережа ее прочтет, они будут дискутировать. Нет, тут кворума такого не будет.
Ирина Мамонтова:
Работа уже должна быть после правки редактором?
Юлия Селиванова:
Желательно, да. Это, знаете, как элемент такого уважения к самому себе и к экспертам. Ну, хотя бы перечитать рукопись, чтобы там не было явных ошибок. Ведь у многих компьютер подставляет слова иногда. Автозамены ещё случаются, тоже страшно выглядит. Лучше перечитать перед тем, как отправлять.
Дмитрий Обгольц:
Вообще элементарная грамотность — один из главных показателей, что человек владеет словом вообще. Ну, это один из начальных вариантов отсева. Если шлют текст, не соблюдая даже правила элементарной грамматики, то, наверное, он не по адресу.
Ирина Мамонтова:
Интересуются, если у произведения открытый финал, который явно указывает на продолжение…
Юлия Селиванова:
Ну, если мы дочитаем до финала и нас прям до финала это будет держать, то.. и что если это указывает на продолжение?
Ирина Мамонтова:
Я думаю, насколько высоки шансы у книги, чтобы попасть в лонг-лист.
Юлия Селиванова:
Она должна быть просто качественной эта книжка. Конечно, есть шанс. Шанс есть у всех.
Дмитрий Обгольц:
Я помню, что в прошлом году были какие-то фэнтезийные саги. И там было, что второй том следует или даже был второй том без первого и без третьего. Ну, надо иметь ввиду, что если это уже пятая книга саги, то у нее меньше шансов, чем у первой книги. Потому что мы не знаем, что было в предыдущих пяти. Сложно оценить целостность художественного мира по шестой книге. Лучше все-таки, если есть какая-то трилогия или цикл целый, то лучше присылать на премию первую книгу — чем дальше, тем меньше шансов.
Ирина Мамонтова:
А учитывается ли оформление электронной книги — обложка, иллюстрации или важен исключительно текст?
Юлия Селиванова:
Безусловно, только текст. Потому что, мы уже настолько в этих текстах люди погрязшие, что нас не удивишь никаким иллюстрациями и обложками.
Дмитрий Обгольц:
По-моему, в прошлом году вообще уже присылали тексты без обложек, без всего. Это ни на что не влияет.
Ирина Мамонтова:
Псевдоисторические романы не очень конкурентоспособны?
Юлия Селиванова:
Почему? Может да.
Ирина Мамонтова:
Вопрос представителям издательства Эксмо. Скажите, если рукописи отсылать по электронной почте, то она уже может быть уже где-то опубликована ранее?
Юлия Селиванова:
В смысле это, что если человек где-то издался, опубликовался и нам напрямую пошлет? Ну, вообще если это какое-то малипусичное издательство, где человек за свой счет публиковался — почему бы и нет. Т. е. это мы рассматриваем как тест. Он себя потестировал, посмотрел, как пошел, если пошел, то хорошо ли. Если уже где-то прям тиражами издавался и хочет просто доиздания получить, то, наверное, нет, тут уже надо конкретно смотреть, подходить. Тут не так просто послать напрямую редактору Эксмо, надо ещё адрес знать и чтобы он взял эту рукопись. Обычно же как: человек заходит на сайт, там есть форма некая безадресная, ты ее заполняешь, и там уже путем хитрых манипуляций рукопись проваливается в тот или иной ящик. И это причем не личный ящик редактора. Мы фильтруем это все.
Ирина Мамонтова:
Планирует ли издательство Эксмо продолжать публикацию лауреатов премии в 2020 году?
Юлия Селиванова:
Да.
Ирина Мамонтова:
Будет ли влиять коммерческая составляющая на выбор экспертов?
Юлия Селиванова:
Опять же, коммерческая составляющая. Мы не можем выделить этот коэффициент сколько должно быть продано или пролайкано в электронном виде, чтобы мы точно понимали, что мы продадим тираж бумажный. Это всегда элемент риска. Мы подписались на это. Возьмем лауреатов, посмотрим, как они будут продаваться. Но еще стартовых тиражей сказать не могу — это как у нас в следующем году все изменится. Сейчас средний тираж, с которого мы начинаем, это две тысячи. Он безубыточным считается. В твердом переплете.
Ирина Мамонтова:
Несколько вопросов по организационным моментам.

Как распределяются призовые деньги, и почему только на продвижение?

Призовые деньги распределяются между победителями в зависимости от номинации. Это указано в положении премии, которое есть на сайте. Там можно ознакомиться с этой информацией. Почему только на продвижение? Потому что мы думаем, что продвижение дает автору необходимый старт, позволяет найти читателей, которые в дальнейшем будут следовать за ним, за его творчеством. И в данном случае, когда продвижение работает на автора и его книги, автор в том числе получает роялти, это что касается электронных книг в самиздате. Также он получает роялти с издательств с проданных печатных экземпляров книги. И т.о. продвижение помогает автору заработать больше. Поэтому деньги выделяются именно на продвижение.

Почему нельзя редактировать книгу после подачи заявки, и почему так много времени на проверку?

Много времени на проверку, потому что у нас было 2300 заявок на начало этой недели – сейчас их уже больше. Каждый день счетчик растет. До конца приема заявок времени осталось немного. Мы заканчиваем прием заявок 31 мая, поэтому если у вас книга не опубликована – поторопитесь. Отправить заявку можно только с опубликованной через ЛитРес: Самиздат книгой. Нельзя редактировать книгу после подачи заявки, потому что мы отдаем книги экспертам. Представьте ситуацию: эксперты прочитали одну версию книги, а у вас в итоге к читательскому голосованию уже другая версия книги. Получается, что читатели, например, уже будут голосовать не за тот вариант книги, который читали эксперты.

Еще один очень частный вопрос к издательству Эксмо. Почему ответ не поступил, хотя отправляли рукопись? Я так понимаю, это общая история, и редакция долго проверяет.
Юлия Селиванова:
Знаете, нет каких-то конкретных сроков рассмотрения. Раньше у нас висел год рассмотрения. Потом эти сроки вообще убрали. Редакция связывается только в том случае, когда заинтересована в публикации. Это больше относится ко мне, потому что вот зарубежка (кивает на Обгольца) — с «самотеком» не работает. Это «остросюжетка», «сентименталка» и современная российская проза. У нас очень маленький процент того, что мы выбираем из «самотека»: 1 из 1000 или 1 из 1500. Такие моменты случаются. Мы действительно берем авторов, но это должно быть супер.
Ирина Мамонтова:
И вопрос, который все мы ждали. Как же все-таки в прошлом году в финал просочилось «Ежиково молоко»? Подонок-стайл был моден в 2003—2005 году.
Юлия Селиванова:
Человек знает моду, знает тренды. Вот, просочилось.
Ирина Мамонтова:
Рукописи, опубликованные на Самиздате, могут заинтересовать издательства?
Юлия Селиванова:
Для этого, мне кажется, конкурс отчасти и проходит. Потому что Самиздат — платформа, произведения с которой издательства уже смотрят удаленно. И если случаются какие-то всплески, и мы, и АСТ хватаем тут авторов. Автор-то этого не видит, когда выходит на платформу. Ему кажется, что он один в космосе. А там идет работа. Есть даже специально обученные люди, которые прочесывают топов самиздатов не только платформы ЛитРес. Идут планерки по топам самиздатов. В издательствах идет целая жизнь вокруг этого. Вы не думайте.
Ирина Мамонтова:
Название премии «Электронная буква»: насколько участие в ней может помочь, если цель автора — поиск именно своего читателя и наиболее плотный выход на ту группу, которой книга может быть нужна или наиболее интересна, пусть в бумажном многотысячном сегменте?
Юлия Селиванова:
Это из разряда того: «Объясните мне, почему я выдвинулся на «Электронную букву»?». Ну, это так, немного иронизируя. Сейчас много механик, (обращается к Верескову и Обгольцу) коллеги, поддержите меня, чтобы и без издательства прославиться. Необязательно даже издавать себя где-то. Тем более в традиционном бумажном виде.
Сергей Вересков:
Актуальны Telegram-каналы, где каждый день публикуется какой-нибудь отрывок твоего бесконечного романа.
Юлия Селиванова:
Instagram тот же самый. Там уже не столько текст важен, сколько картинка плюс текст. Т. е. если вы хотите именно аудиторию к себе пригребсти, то книга печатная — это, наверное, самый сложный способ аудиторию получить. Гораздо быстрее сейчас работают другие механики: Instagram, Telegram. Блогерство в креативном смысле слова.
Ирина Мамонтова:
Коротко расскажу про аудиокниги, о которых спрашивали до этого.

Аудиокниги необходимо записать чтецам. Т.е. это не просто книжки, которые вы записали в аудио. Для этого вы регистрируетесь в проекте "ЛитРес: Чтец". Для участия в конкурсе вы должны до 1 июля записать и опубликовать 3 книги из каталога, который там представлен. Это те книги, на которые у нас есть права. После того, как 3 книги будут одобрены и опубликованы, вы попадаете в конкурс. Его тоже будут прослушивать эксперты, работающие на аудио рынке. По итогам будет выбран лучший чтец – человек с лучшим голосом, его книги также будут публиковаться, и он получит призовой фонд на продвижение своих книг.


Еще раз просят сказать какой объем книги – сколько знаков с пробелами – желательно не превышать.
Дмитрий Обгольц:
Лучше, чтобы это не был рассказ в один авторский лист. Потому что ему будет тяжело конкурировать с романами. Но и не должен превышать 20 листов — это уже перебор будет.
Юлия Селиванова:
Берете 40 тыс. знаков с пробелами и умножаете… 20 — это уже, наверное, много. Ну, на 20 умножьте. получите количество знаков.
Сергей Вересков:
Мне кажется, вообще 10.
Юлия Селиванова:
Да, 10 — это вообще идеально. 20 — это уже человек будет напрягаться. Какие вы сами книги читаете? Вряд ли вы сами читаете книжки по 40 авторских листов.
Ирина Мамонтова:
Сыграет ли роль, кроме самого текста, портфолио автора? Сколько он написал другого, т. е. его продуктивность и стабильность.
Юлия Селиванова:
Ну, если он еще и портфолио способен составить...
Дмитрий Обгольц:
Это, скорее, его как менеджера характеризует, а не как писателя. В прошлом году я видел, в некоторых книгах прилагали списки каких-то предыдущих книг. На меня, например, это никакого влияния не оказывает. Только на сам текст смотрю. Но в дальнейшем, если как-то сложится, и книга что-то получит, это будет важно как раз для Юли, если она возьмет эту книгу. Это будет сигналом того, что этот автор действительно не автор одной единственной книги и в нем больше ничего нет, а он действительно профессионал, который может расти, может продолжать работать. И это важно. И вы можете расти, и вся литература будет расти.
Ирина Мамонтова:
Вопрос: когда издательства начнут продвигать литературу, а не ширпотреб? Вы работаете с искусством, и во многом от вас зависит качество нашей культуры.
Юлия Селиванова:
Знаете, поскольку мы не являемся министерством культуры, вряд ли мы можем отвечать за культуру. Да и министерство культуры вряд ли может отвечать за культуру. Мы — частная организация, издательство, группа издательств, у нас холдинг. И в целом, у нас нет такой задачи — просвещать как-то, дополнительно поддерживать культуру. Это наша не главная задача. И потом, кто вам сказал, что мы не продвигаем литературу, как искусство? Т. е. есть некое мнение, что продвигается только ширпотреб. Возможно, потому что так устроен глаз смотрящего, и от этого фокус на того, кто видит? А продвижение идет по всем фронтам.
Ирина Мамонтова:
Вы следуете за рынком, а не создаете его? Если это так, то приоритет не в поиске интересных авторов, а в поиске продаваемых текстов?
Юлия Селиванова:
Мне кажется, тут два взаимных движения. Мы идем и от потребности и формируем потребность, потому что нет в литературе какой-то сходной потребности у человека. У человека есть потребность в развлечении, как я это воспринимаю. Фан некий. И он эту потребность может удовлетворить книгой, сериалом, игрой компьютерной, еще каким-нибудь видом, приближенным к художественному действию. Сейчас много этого. Рисованием, почему бы и нет? Иногда и писать люди начинают, когда понимают, что не могут найти интересного для чтения. Тут важно эту потребность увидеть и развить. Наверное, так.
Ирина Мамонтова:
Если я определяю свой собственный жанр, как психомистика, можно ли считать это по вашим меркам психологическим триллером?
Сергей Вересков:
Это, наверное, вопрос ко мне. Сложно сказать, не видя текст. Хотелось бы его увидеть. По крайней мере, звучит психомистика достаточно интересно. Я бы прочитал эту книгу. Если это действительно хороший текст, то почему бы нет. Там все тоже самое, что и в обычном триллере, только вместо обычного убийцы какого-нибудь садиста, там будет что-то в духе «Американской истории ужасов». Это вполне себе психомистика. Почему бы и нет?
Ирина Мамонтова:
Вы сможете определить текст, написанный нейросетью?
Юлия Селиванова:
Я как циник отвечу: мне все равно кем написан текст, только бы текст был хорошим.
Сергей Вересков:
А как с точки зрения маркетинга это удачно! «Первая книга, написанная нейросетью, победила в конкурсе „Электронная буква“». Кстати, это совершенно логично, по-моему.
Ирина Мамонтова:
Вопросы закончились. Может быть, у вас по итогам ответов на вопросы сформировалось какое-то пожелание?
Сергей Вересков:
У меня было такое пожелание, забыл про него сказать. Было бы хорошо, если бы перед отправкой своего текста, вы бы показали его просто знакомым, а не лучшим друзьям, потому что друзья будут к вам снисходительны. Если знакомые хотя бы дочитают ваш текст до конца и не умрут от скуки, то это будет первый опыт первой обратной связи. Потому что если вы отправили 10 своим знакомым, и никто из них не ответил, что это хороший текст, это повод задуматься не только про знакомых, но и все-таки про свою книгу. Я знаю, что когда Зэди Смит писала свою первую книгу, она отправила черновик ряду своих знакомых, и они не ответили ей, что это гениально и надо скорее публиковать. Тогда она подумала, что нужно ее доработать и сделала это. И сегодня все мы знаем и любим Зэди Смит.
Ирина Мамонтова:
Вопрос Сергею: как вам показать психомистику?
Сергей Вересков:
Я даже не знаю. Если мы можем как-то связаться… Я оставлю свою почту, и вы пришлете.
Юлия Селиванова:
Опрометчиво.
Сергей Вересков:
Я имею в виду, что оставлю почту лично этому человеку.
Юлия Селиванова:
На самом деле, сейчас же есть Facebook. Все эти социальные сети позволяют находить людей. Иной раз открываешь…
Сергей Вересков:
Мне, кстати, тоже часто пишут.
Юлия Селиванова:
Я все думаю, какое может быть глобальное пожелание. Вы не испытывайте заранее агрессии, недовольства или ощущения того, что вот они там не увидят, не заметят, «да кто они вообще такие!?». Мне кажется, что здесь надо быть терпимее и к нам, и к себе. Конечно, мы не идеальные. У нас есть свой человеческий фактор, свои предпочтения, свои настроенческие моменты. Мы все — люди. Но мы, по крайней мере, по полжизни в профессии, нам еще не так много лет, мы очень любим свою работу. И смеем надеяться, что мы делаем дело, которое помогает вам. Во всяком случае, так все было задумано.
Сергей Вересков:
Расстраиваться не надо. Я вот читал недавно, что Сэмюэлю Беккету отказало 42 издательства. Конечно, можно порадоваться за Сэмюэля Беккета, что когда он выходил на рынок, было 42 издательства. Сейчас в России их совсем не много. И тем не менее человек пережил 42 отказа и публиковался.
Ирина Мамонтова:
Вопрос: не факт, что книга, которая понравится читателям, понравится экспертам. Такое может быть?
Дмитрий Обгольц:
Естественно. И такое должно быть, наверное.
Юлия Селиванова:
Даже есть отдельная номинация «Выбор экспертов». А есть «Выбор читателей». Они разные. В идеале, наверно, понравиться всем. Главное, чтобы книга раздражала в плохом или в хорошем смысле.
Сергей Вересков:
Даже есть прецедент — психомистика для эксперта.
Ирина Мамонтова:
На этом вопросы закончились. С вами были Юлия Селиванова, Дмитрий Обгольц и Сергей Вересков. Спасибо, что были с нами.
Была ли данная статья полезна для Вас?

Читайте также: